top of page

3. Квартира на бульваре Бен-Гуриона

Октябрь 1992 года
00:00 / 10:13
03_Fotor_Fotor.jpg

Просмотр квартиры на Бен-Гуриона пару раз откладывался по разным причинам, но наконец в начале октября мы выбрались её посмотреть. Это был ужасно жаркий и душный день. В воздухе висела пыль, поднятая горячим сухим ветром — хамсином. Я приехал на место на любимом 44-м автобусе. Нас было четверо: я, Андрей, Женя и мужик по имени Коби. Сначала я думал, что Коби — хозяин квартиры, но оказалось, что он был просто соседом Андрея. Он был «сабром» — коренным израильтянином, и, естественно, русского не знал. Андрей сказал, что пригласил его потому, что хотел знать мнение кого-то местного. Я сразу заметил, что Женя говорил с Коби по-английски.

 

В квартире никто не жил, и она выглядела довольно уныло. В ней были три большие комнаты, кухня и раздельный санузел. Ванная была в очень плохом состоянии, а в двух из трех комнат было довольно шумно, поскольку прямо мимо окон проезжали автобусы. Единственный плюс, который я для себя подметил, — это небольшой задний дворик, в котором валялся строительный мусор, но при желании двор можно было привести в порядок. Однако лично я жить в этой квартире, наверное, всё-таки не хотел. 

 

В гостиной стояли несколько стульев, на которые мы сели после осмотра квартиры. Выходить на пекло не хотелось. В приоткрытое окно к нам зашел серый потрепанный кот, и лег на свободный стул.

Женя с сильным акцентом, но вполне уверенно спросил у Коби:

— What do you think?

Коби достал сигарету, закурил, и ответил на иврите, что тут нужен серьёзный ремонт.

— Саша, а какие у тебя впечатления? — спросил меня Андрей.

— Мне не особо понравилось, — признался я — Но, если купить, чтобы продать... не знаю.

 

Женя встал и нервно зашагал по комнате.

— Пап, нормально, если я расскажу Саше всю схему?

Андрей развел руками.

— У нас появился более  интересный план. Это нам как раз маклер подкинул. Сейчас попробую объяснить.

Я не знал, как реагировать, и действительно приложил усилие, чтобы вести себя, как будто всё нормально.

Женя сел на тумбочку и продолжил:

— Есть такая должность — оценщик квартир. Они обычно частники. Оценщик определяет стоимость квартиры, и на основании этой цены банк даёт ссуду. Банки не всегда обращаются к оценщикам. Они это делают, когда квартира необычная или цена кажется подозрительной. У того маклера, с которым папа познакомился, есть «свой» оценщик, который за небольшое вознаграждение может завысить цену на квартиру, и таким образом, мы получим большую ссуду.

Последний ход я не понял.

— Зачем нам нужна большая ссуда? — спросил я.

— Условия ссуды довольно хорошие, и выгодно взять как можно больше. Эти деньги можно вложить ещё куда-то. Я тебе потом расскажу. 

 

Тут я окончательно решил, что мне нужно выяснить, что происходит. Творилось что-то непонятное. Мне было тяжело подбирать слова, но я всё-таки спросил:

— Ребята... Извините, что задаю этот вопрос, но… Женя, тебе десять лет. Почему ты этим занимаешься?

 

Все молчали. Был слышен только гул машин на улице. Ни Женя, ни Андрей никаких эмоций не выражали. Коби, который, естественно, не понимал, о чём мы говорили, курил и гладил кота. Все, включая животное, пристально смотрели на меня.

 

Наконец Женя заговорил:

— Я пока не могу ответить на этот вопрос. Давай сначала подпишем договор на квартиру, и контракт между нами. Адвокат тут в пяти минутах ходьбы. Пройдемся?

 

На меня давили! И это давление ввело меня в некое паническое состояние. В добавок к этому, от меня еще что-то скрывали, что тоже было неприятно.

Всё происходящее показалось мне каким-то адским спектаклем — настоящей булгаковщиной. Если бы кот заговорил, я бы совсем не удивился. 

 

— А что за контракт между нами? — вспомнил я.

— Это те условия, которые мы обговаривали. — подключился к разговору Андрей — Там все очень просто. Ты читал «Швейка» Ярослава Гашека? Там есть изумительный момент про контракт…

 

Я хотел сбежать как можно скорее, и чтобы от меня все отстали. К счастью, я догадался сказать, что должен подумать денёк. Андрей дал мне два листика, отпечатанные бледным точечным принтером. Документ был составлен на русском и иврите. Мы попрощались, и я пошёл к остановке автобуса.

 

* * * * *

 

Дома я попытался разложить всё по полочкам. Даже если не обращать внимания на все странности связанные с Женей, к авантюре с квартирой возникало много вопросов.

Возможно ли сдать эту квартиру в аренду? Чтобы люди смогли там жить, требовался серьёзный ремонт, а это дополнительные деньги.

Действительно ли она вырастет в цене? Андрей так и не объяснил, откуда он знает про тот самый большой проект. А без него квартирка не похожа на хороший вклад.

И вдобавок, вся эта махинация с оценщиком выглядит уж очень подозрительно. Стоит ли в неё ввязываться?

 

Мы договорились, что я дам ответ на следующий день. Но, если честно, я струсил. Чтобы не тянуть и не мучать себя, я позвонил Андрею в тот же вечер, но никто не брал трубку. Только в десять вечера я дозвонился и вежливо отказался от всей затеи. На той стороне провода было слышно искреннее разочарование. Но сильно давить или пытаться меня переубедить Андрей не стал. Сказал только, чтобы я сразу сообщил, если вдруг передумаю. 

 

На следующий день я был так погружён в мысли обо всей этой истории, что вместо того, чтобы выбросить мусор в бак во дворе, припёрся с ним на работу.

 

* * * * *

 

После того как мои переживания по поводу квартиры отошли на второй план, я начал анализировать то, что я, собственно, увидел. Десятилетний ребенок, который говорил совсем как взрослый, много чего знал, решал вопросы на равных с отцом, — что бы это могло быть?

Первое, что я предположил, — Женя был просто вундеркиндом, то есть очень одаренным ребенком. Но что-то не сходилось. Такие дети обычно все-таки ведут себя как дети, просто очень быстро осваивают какую-то сферу, типа шахмат или математики. Женя, как я понял, увлекается программированием, но его необычность заключалась совсем не в этом. 

Вдруг меня посетила ошеломляющая догадка, от которой аж голова закружилась. Было очевидно, что Женя говорил не как ребёнок, мыслил не как ребёнок и вёл себя совсем по-другому. Значит, он был намного старше, чем выглядел! И такое, в принципе, могло быть. Я не эксперт, но, по-моему, есть такие редкие заболевания и гормональные сбои, при которых ребёнок, достигнув определенного возраста, внешне не развивается или развивается очень медленно. Это теория всё ставила на свои места.

Я попробовал расписать свои мысли по пунктам.

(1) Андрей был уже немолод. Я думаю, что ему было за полтинник. Так что вполне возможно, что его сыну около двадцати лет. А то и больше.

(2) Кроме того, я начал вспоминать, как Андрей говорил с сыном. И действительно, это было похоже на то, как говорят со взрослым: на равных. 

(3) Видимо, переезд в Израиль помог Жене каким-то образом сфальсифицировать свой возраст и по документам стать опять ребёнком. 

 

Я рассказал обо всей истории и своих догадках моей жене Тане, которая была учительницей. У неё был большой опыт работы с детьми, и мне было интересно послушать её мнение. Она сказала, что о таких случаях не слышала. 

— И кроме того, зачем ему притворяться ребёнком? — спросила Таня. 

— Пока не знаю. Может, просто чтобы чувствовать себя комфортно. Представь себе: тебе по документам, скажем, двадцать лет, а выглядишь на десять. 

Таня пожала плечами, и как мне показалось, не особо заинтересовалась.

 

Своей гипотезой я поделился также с Русланом. Я не стал ему рассказывать абсолютно всё, что со мной происходило, просто предположил, что у Жени мог быть некий синдром замедленного физического развития. Руслан только удивился и не понял, почему вдруг я так решил. Меня это очень расстроило. Неужели только я это замечаю? Но Руслану я не особо доверял в таком вопросе: у него не было детей, и, возможно, он не чувствовал разницы.

 

Меня продолжала интриговать вся эта история с Женей и квартирой. Мне было ужасно любопытно, сумели ли они её купить и чем вообще занимаются. Но так получилось, что сначала не мог до них дозвониться, потом навалилась куча всяких дел и проблем, а после этого уже прошло порядочно времени, и было неудобно звонить.

Так или иначе, я не видел Досычевых два года.

bottom of page